Очень трудно быть взрослой и невозмутимо гнуть свою линию, когда окружающие тычут в тебя и твоего ребенка пальцами и рассказывают, как плохо он ведет себя и как отвратительно ты его воспитываешь.
О том, что она — плохая мать, женщина впервые слышит довольно скоро после рождения малыша. Папу бесит, что дитя кричит, не спит, что жена берет его на руки или, наоборот, не берет, кладет с собой спать или уходит спать к нему, что она нервничает из-за каждого чиха и в квартире у нее не убрано. Весь день дома сидела – что делала? Убрать было трудно? Затем подключаются бабушки: кормишь не так, расписания нет, разговаривает он у тебя плохо, занимаешься с ним недостаточно, мало порешь, не так любишь, плохо дрючишь — все, все неправильно!
Потом вступают родительницы в песочнице, бабки у подъезда и воспитатели детсадов. Ну и еще врачи, те — особая статья: о чем вы вообще думаете, вы что – угробить хотите своего ребенка? Да, спасибо, с самого рождения этого и добиваюсь.
К тому моменту, как киндер пойдет в школу, его мать вздрагивает уже от каждого обращенного к ней слова, сжимается, ожидая удара, готовая в любой момент быстро спрятать свое дитя за спину, повернуться лицом к опасности и оскалить зубы, как зажатая в угол волчица, которая из последних сил защищает своего волчонка. Потом, правда, когда она прогонит нападающего лаем, воем, клацаньем зубов и угрожающим топорщением шерсти на загривке, она устроит своему волчонку такую трепку, что мало не покажется: как смел меня позорить? Сколько я еще из-за тебя буду краснеть-бледнеть?
В школе, ясное дело, ей ничего утешительного не скажут, кроме того, что с ребенком надо заниматься, что надо выполнять домашние задания вместе с ним, что надо ему объяснять, как себя вести, и потребуют, чтобы она наладила его поведение в классе. Как если бы у нее был пульт дистанционного управления ребенком. К концу школы матери уже известно, что ее ребенок никчемен: ЕГЭ не сдаст, в дворники его не возьмут, — короче, полное педагогическое фиаско. Дома отец убежден, что она испортила отпрыска своей мягкостью, а бабушки уверены, что его и не кормят даже.
Россия – страна недружелюбная к детям. На отдыхе, в транспорте, в дороге, на улице на матерей с маленькими детьми обращены бдительные взоры сограждан, готовых по любому поводу испустить дидактическое замечание. Не легче и в храме, где бесчинствующих детей не особенно любят – и мать карапуза, который устал, капризничает или отправился топать по храму во время чтения Евангелия, чего только не наслушается.
Хотя, я знаю один храм, где детей, способных стоять на службе, а не висеть на маме, всегда приглашают стоять впереди. Там они видят не чужие спины, а богослужение: как поют, кто читает, много ли осталось, что делает батюшка… Если кто устал, то отвлекается: поправляет свечи в подсвечниках, может даже присесть на скамеечку. А мамы и бабушки — за их спинами, и вовремя напомнят, когда встать, когда петь, когда перекреститься.
Знаю бабушек, которые, видя, как утомилось чадо во время долгого чтения молитв перед причастием, могут предложить маме помощь: подержать его у себя на руках, а то и вовсе погулять с ним в церковном дворе, чтобы мама могла прийти в себя и помолиться перед причастием.
Знаю учителя, которая на собрании два часа рассказывала родителям – сначала вместе, а потом порознь, — какой у них прекрасный класс, какие в нем отличные талантливые дети и как с ними здорово работать. Родители ушли домой настолько озадаченные, что некоторые по дороге даже купили торт к чаю.
Я видела женщину, которая в самолете просто забрала у замотанной матери ноющую четырехлетку и всю дорогу рисовала с ней в тетрадке, читала с ней Маршака и Чуковского, занималась пальчиковыми играми – и так позволила маме немного поспать, а соседям – лететь в тишине.
Видела другую, которая, когда ее кресло сзади пинало ногами чужое дитя, обернулась и, вместо сакраментального «Мамаша, успокойте своего ребенка», сказала: «Малыш, ты пинаешь меня в спину, это очень неприятно, пожалуйста, не делай этого».
Однажды я ехала домой в маршрутке с перчаточной куклой-медведем в сумке. Напротив сидела девочка лет пяти, которой было скучно. Она ерзала, болтала ногами, донимала маму вопросами, пихала соседей. Когда медведь помахал ей лапой из сумки, она чуть не свалилась с сиденья от изумления. Мы всю дорогу играли с медведем, а мама смотрела с недоверчивым ужасом, готовая в любой момент отнять деточку, отобрать медведя, всучить его мне обратно, рявкнуть, чтобы дочь сидела смирно и неподвижно – и загрызть любого, кто посмеет что-то сказать. Это уже условный рефлекс — застарелая привычка не ждать от окружающих ничего хорошего.
Я помню, как бабушка или дедушка забирали у меня ночью вопящего младенца, сказав просто «поспи», хотя им завтра на работу; как муж, не давая алгебре «доесть» нас с ребенком, быстро и весело заканчивал с ним уроки; как меня подстраховывали, подхватывали и помогали — домашние, подруги, коллеги.
Я помню попутчицу, которая терпела ночные крики моей трехлетней дочери в поезде, и продавщицу, которая подарила ей банан, когда наш рейс задержали на 18 часов, и ошалевшая девочка пулей носилась по аэропорту. Помню с благодарностью тех, кто помогал поднять перевернувшуюся коляску, пропускал без очереди в общественный туалет, протягивал платочки, когда у сына на улице шла из носа кровь, дарил просто так шарики, смешил плачущего мальчика. И мне всегда кажется, что я обязана вернуть это все другим людям.
Всякой матери трудно. Она не все знает и не все умеет, не всегда она сама может достичь той степени психической зрелости, взрослости, доброжелательности, уверенности в себе, которая позволяет ей в любой кризисной ситуации сохранять присутствие духа и принимать правильные решения. Занимаясь самым главным делом и самым дорогим человеком в жизни, она, конечно, делает ошибки — видит это и не знает, как их исправить. Ей постоянно кажется, что она все делает не так и неправильно; она в душе перфекционистка и ей хочется, чтобы все было идеально. Но так не получается и она ждет, съежившись, что ей сейчас опять поставят двойку. Пожалуйста, не надо вколачивать ее по шляпку!
Иногда стоит поддержать ее добрым словом, похвалить за усилия, заметить у ребенка прогресс и сказать что-то хорошее, а может, ненавязчиво предложить помощь. И не стоит торопиться осуждать, тыкать пальцем, воспитывать и делать замечания. А если жалуется – слушать, а не поучать. А если плачет – обнять и пожалеть.
Потому что она – мама, она делает самую трудную, самую неблагодарную, самую полезную работу в мире. Работу, за которую не платят, не хвалят, не повышают по службе, не дают поощрений. Работу, в которой много провалов и падений, и слишком редко кажется, что чего-то достигла.
Можно даже не хвалить, наверное. Не помогать, не развлекать чужих детей, не играть с ними, не говорить хороших слов.
Просто не шпынять на каждом шагу. Уже будет огромное облегчение.
Ирина Лукьянова.
Добавить комментарий